Молотов. Наше дело правое [Книга 1] - Вячеслав Алексеевич Никонов

в квартиры в Потешном дворце[896]. Квартира Сталина была немного больше молотовской — шесть-семь комнат, у Молотова — четыре-пять»[897]. С конца 1920-х годов у обоих вошло в привычку смотреть один-два фильма в неделю, обычно после полуночи. «Ни один фильм, о котором начинали говорить в народе, не минул небольшого кинозала в Кремле, а позже и киноустановки на даче Сталина»[898].

Но вот дачи Сталина и Молотова находились в разных местах. Сталин сперва облюбовал для себя бывшую дачу нефтепромышленника Зубалова — недалеко от Усова на нынешней Рублевке. Затем была построена Ближняя дача в Волынском, которая с 1934 года стала своего рода вторым (после кремлевского кабинета Сталина) пунктом управления Советским Союзом. До 1937 года дача Молотова была в Мещерине, затем в Горках-2 — тоже на Рублевке.

Высшее руководство страны много общалось в неформальной обстановке — чаще всего на квартире и даче Сталина. То, что называлось обедом, начиналось порой в 10–11 вечера. Микоян отмечал, что в начале 1930-х годов Сталин «умел спокойно выслушать и высказаться недлинно, но метко, быстро схватывая, о чем говорили, любил, чтобы кто-нибудь вечером бывал у него. Бывали Молотов, Ворошилов, я, Орджоникидзе, Киров, когда приезжал. Тогда не было обильного обеда, обильной выпивки, больше сидели за чаем… Атмосфера во время этих обедов была товарищеская, особенно до войны»[899]. Но «после смерти жены, а особенно в последние годы он очень изменился, стал больше пить, и обеды стали более обильными, состоявшими из многих блюд. Сидели за столом по 3–4 часа, а раньше более получаса никогда не тратили… Одновременно с едой обсуждались разные вопросы, он даже говорил, что это вроде политического клуба»[900]. Действительно, это был самый важный в стране политический клуб.

На даче Сталина часто звучал патефон: Глинка, Римский-Корсаков, Мусоргский, хор Пятницкого и русский фольклор, грузинские мелодии. Порой за рояль садился Жданов. Под его аккомпанемент Сталин вместе с Молотовым и Ворошиловым пели «Да исполнится молитва Твоя» и другие произведения церковной классики. Пели и революционные, и белогвардейские песни[901]. Был и бильярд, на котором Молотов охотно играл. В оранжерее рос лимонник. Сталин любил огород, у него выращивали кур и цесарок. Молотов отдавал предпочтение цветам, особенно розам. Зная это, многие навещавшие его дарили самые причудливые разновидности роз.

У Молотова была одна немаловажная полуформальная функция. С начала 1930-х годов в Большом Кремлевском дворце — в Георгиевском и Андреевском залах — возникла практика званых обедов от имени Реввоенсовета для выпускников военных академий. Постепенно набор официальных приемов расширился, но функцию тамады, как правило, выполнял Молотов. Вместе со Сталиным они утверждали и культурную программу приема, в которой могло участвовать до пятисот артистов и музыкантов[902].

У них был общий портной — полковник спецслужб Абрам Легнер. Сталин предпочитал френчи, фуражки и сапоги, а Молотов — гражданские костюмы с галстуком, шляпы и ботинки. Женщин в Кремле обшивала в его же мастерской Нина Гупало, мать Алексея Аджубея, который позднее станет зятем Хрущева.

Молотов, как и раньше, оставался «на хозяйстве» в те периоды, когда Сталин уезжал на юг. «Меня угнетает мысль о том, что из-за меня портится или может испортиться отпуск у Молотова (который раз?)»[903], - сокрушался Сталин в послании 7 августа 1932 года. Но сам он сильно нервничал, когда отпуск председателя Совнаркома затягивался, особенно совпадая со сталинским. 12 сентября Сталин писал Молотову: «Мне несколько неловко, что я послужил причиной твоего возвращения из отпуска. Но если отвлечься от этой неловкости, то ясно, что оставить центральную работу на одного Кагановича (Куйбышев может запить) на долгий срок, имея к тому же в виду, что Каганович должен разрываться между местной и центральной работой, — значит поступить опрометчиво. Через месяц я буду в Москве, и тогда можешь уехать в отпуск»[904].

Сталин не любил море, отдавая предпочтение горной местности, воды Мацесты почитал как целительные для суставов. «Сталин спортом не занимался, — подтверждал Молотов. — В море не купался. Стрелять любил, да. Немножко — прогулка, но тоже маловато, по-моему»[905]. Молотов, напротив, обожал море и все, что с ним связано — плавание, греблю, лодки, солнце, меньше — рыбалку. С 1929 года он практически постоянно отдыхал в Сочи — в Верхней Мацесте (дома отдыха ЦИКа «Пузановка», «Блиновка» и «Зензиновка»), затем на даче № 3 и в доме отдыха ЦИКа «Мюссера»[906].

Сталин и Молотов продолжали дружить семьями. Надежда Аллилуева после работы в секретариате Ленина трудилась в редакциях газет, училась в Промышленной академии на факультете текстильной промышленности, специализировалась по производству искусственного волокна. Полина Жемчужина начала московскую карьеру инструктором в Рогожско-Симоновском райкоме партии. Поступила учиться на рабфак им. Покровского, а затем окончила двухгодичные курсы марксизма. С 1927 года она руководила партийной ячейкой на парфюмерной фабрике «Новая Заря», в 1929–1930 годах трудилась инструктором Ленинского райкома партии, а оттуда вернулась на «Новую Зарю» директором.

8 мая 1929 года у Молотовых родилась долгожданная дочь, которую назвали Светланой. Как и дочь Сталина. В паспорте было записано, что родилась она в Москве, а на самом деле — в Берлине, что было большой партийной тайной. Поскольку роды ожидались сложными, решили не рисковать и довериться немецким врачам. Выезжать на летний отдых в Германию или рожать там детей не считалось чем-то экстраординарным. В Германии, например, появились на свет племянники жены Сталина — Сергей и Саша Аллилуевы[907].

«Полина знала о Надежде Сергеевне много больше, чем кто бы то ни было в Кремле, — пишет Лариса Васильева. — Это она, Жемчужина, в последний день жизни Надежды Аллилуевой, после публичной ссоры Надежды со Сталиным, вышла со взволнованной Надеждой на улицу, и они долго гуляли по Кремлю. Аллилуева жаловалась. Жемчужина слушала. Успокаивала. Пыталась понять и ее, и Сталина. После того, как Надежду Аллилуеву прислуга нашла мертвой, первыми были вызваны Енукидзе и Жемчужина»[908].

Версий причин самоубийства, разумеется, много. Была она и у Молотова: «Ревность, конечно. По-моему, совсем необоснованная. Парикмахерша была, к которой он ходил бриться. Супруга этим была недовольна. Очень ревнивый человек… У нас была большая компания после 7 ноября 1932 года, на квартире Ворошилова. Сталин скатал комочек хлеба и на глазах у всех бросил этот шарик в жену Егорова. Я это видел, но не обратил внимания. Будто бы это сыграло роль… С этого вечера она ушла вместе с моей женой, Полиной Семеновной. Они гуляли по Кремлю. Это было поздно ночью, и она жаловалась